Главная \ Литературная гостинная \ Литературная гостиная "Струны души"
Литературная гостиная "Струны души"
Ах, души моей нежные струны!
Вам бы только всё петь и петь
в час, когда серебристые луны
в звёздном небе устали гореть.
И. Костяковская
=====================================================================
Знакомьтесь: Римма Лавочкина – талантливый
поэт, замечательный самобытный художник.
Живёт и работает в Санкт-Петербурге.
[cut]
Вед.: Римма, я читала Вашу автобиографию. У Вас, что называется, настоящие еврейские корни. Бабушка и дедушка, воспитавшие Вас, жили в Биробиджане и говорили на идиш. Отражается ли сегодня тема еврейства в творчестве?
Р. Л. – Конечно, везде, во всех моих произведениях сквозит моё еврейство. И даже когда я пишу о любви к России… люблю я её так, как может любить еврейское сердце. И жалостливо, и деятельно, и искренне. Как можно отделить еврейство от человека? – только с его кожей. Я не задаюсь вопросом: написать нечто категорически еврейское, еврейство само самовыражается естественным образом. Я очень люблю Россию, её культуру; но, когда ищу сочувствия у своих товарищей не евреев, его не нахожу. Поэтому я готова их любить односторонне и прощать им их ненависть и непонимание к моему народу. Я прощаю им, но помня о Холокосте… Всё же надеюсь, что хоть кто-то из них открыл бы мне дверь в той ситуации… Ежели нет, я разделю участь со своим народом (буду бороться или умирать)… Эти размышления не могут повлиять на мою любовь к России. Так как любят не за что-то – а просто не могут не любить.
Вед.: Я знаю, что рисовать и писать стихи Вы начали в детстве. Ваши стихи похожи на Ваши картины – та же образность, летящий слог. И фигурки на картинах – как будто парят. Мне кажется очень интересным тандем красок и слов. Что рождается у Вас раньше: картина или стихотворение?
Р.Л. – И стихи, и мои рисунки – это своего рода автопортрет. Это, скорее, моё состояние, следы странствия моей души. Я представляю очень много картин, но рисую очень мало. Для рисования нужно много условий, с писанием проще – стоит только включить компьютер. Поэтому тысячи моих картин так и остаются только в воображении.
Вед.: Сегодня Вы живёте и работаете в Санкт-Петербурге. Семья, трое детей. Знаю, что Вам пришлось одной, с маленьким сыном, вернуться в Россию из Израиля. Вспоминаете ли Вы Израиль?.. Какое место занимает он в сегодняшней жизни?
Р.Л.– Я очень часто вспоминаю Израиль. Вернуться туда не хочу. Я не могу там реализовываться, и я не нужна Израилю. Я убеждена, что жить в Израиле имеет смысл только тогда, когда ты хочешь вернуться в иудаизм и жить по еврейским традициям. Когда ты реально занимаешься поиском и познанием Всевышнего, когда тебя, как магнитом, тянет к духовному ядру иудаизма. Во всех остальных случаях жить в Израиле неинтересно (я пишу свою точку зрения). Ещё я считаю, что быть евреем в полном смысле этого слова возможно только на земле Израиля; считаю его тем местом, которое может спасти меня и моих детей в случае смертельной опасности. Оставаться евреем во всех остальных местах, где бы ни было, – значит постепенно ассимилироваться, растворяться, постепенно «объевреивая» собой другие народы (например, как соль или сахар – они растворяются в воде, но при этом меняют вкус всей жидкости). Я понимаю, что занимаюсь сейчас именно этим.
Вед.: Спасибо, Римма, за откровенность и возможность познакомить читателей с неординарным и талантливым человеком. Успехов Вам во всём и, конечно же, в творчестве!
Израиль
Вот каков он, колючий,
Размалёванный край.
Громким солнцем наглючим
Мой зарёванный рай.
Мой заклёванный птенчик,
Мой забитый восторг,
Из перчёных местечек
Твой кручёный Восток.
Он и продан, и тесен,
В нём и радость, и злость,
В нём Давидовых песен
Кучерявая гроздь.
Он жалея зажалит,
Он до одури сжат,
В нём осколки скрижалей
Под ногами визжат.
В нём дороги, как стервы
Раскорячили страсть,
Каждый жаждет, как первый,
К ним губами припасть.
Адам
Я одрях, я бородою оброс,
Я – Адам, я самый бедный еврей.
У меня один бездонный вопрос
И орава молодых сыновей.
Всё им чудится, что счастье в горсти,
Всё им, мнится, состоит из чудес,
Всё им хочется с собой унести…
Но снегами сыплет манна с небес.
Но всё просто повелось испокон.
Всё здесь золото, что ярко блестит.
Всё здесь песенка – и хохот, и стон.
Всё от Бога, что по небу летит.
Самолётная молитва
Мы дёргаем небо за нити,
Мы сплошь из ветрил и руля,
Но нас всё равно примагнитит
Смешная простая земля.
Но каждый напыщен, и взмылен,
И жизнь именует судьбой.
О, Господи, где мои крылья?!
Мой дом где-то рядом с тобой…
Но мне эта участь не светит.
И я непременно вернусь
Туда, где грустят мои дети
И машет берёзами Русь.
Туда, где ухабы да хатки,
Туда, где трава да дрова,
Где сплошь – сырьевые придатки
И глухо-бездонны слова.
Почто я из боли и пыли,
И гадок мне глянец и лоск?
О, Господи, где мои крылья?!
Одни только перья да воск…
Одна только милость да жалость,
Которую в землю пролью.
О, Господи, что мне осталось,
Когда я так сильно люблю?
***
Наше местечко шлёпнулось с неба…
Но не надолго… и не всерьез.
Бац – и скатилась ветхая небыль
С белого облака в чёрный навоз.
Здесь и живу я, счастье латаю:
В печке – заботы, в речке – вода…
Ночью, бывает, прочь улетаю,
Утром не вспомню с кем и куда.
Утром не вспомню этой напасти:
Тоненький месяц рожкой боднёт,
Торкнет под сердцем – «Вот вам и здрасти»,
Выйдет мне боком этот полёт!
То колошматюсь, то трепыхаюсь,
В мокрых пелёнках да в тесноте…
Гибельной нежности липкая завязь
Буйно цветёт у меня в животе.
Ножками лупит, солнцем лучится,
Рвётся наружу дура-любовь.
Скоро мне снова нужно учиться –
Горькие губы искусывать в кровь.
Вечно обноски, ошмётки, объедки,
В печке ни дыма нет, ни огня…
Что ж вы, покойные бабки да дедки,
В мир прорастаете через меня?!
Что же вы, лапушки? Что же вы детки,
Рыжим бурьяном прёте на свет?
Где будет ветка да старая клетка.
Где ничего невозможного нет…
* * *
Мы герои одной трагедии,
Где тропинки пропахли хной,
Где хранил ты своё неведенье
Много лет для меня одной.
Мы гуляли с тобой под деревом
В мире сотканном из добра,
Но созрел во мне плод мистерии:
Я была как змея мудра.
Я была как земля безропотна,
Знала я, ты не будешь скуп
На горячку ночного шёпота,
На трясучку бродячих губ.
Знала я: будут пахнуть волосы,
Руки бредить, глаза вникать…
Знала, как мы без сна и голоса,
Будем пере…перетекать…
Как нам после скучать и маяться,
Как нас скрутит и понесёт…
Ах, я знала, что с нами станется.
Ты не знал, я же – знала всё!
Когда был ты ещё детёнышем,
И ручьи молоком текли,
Разговорчивые змеёныши
На тоску меня обрекли.
Так и стала я первой грешницей
Потому, что с тоской в крови
По дремучей тягучей нежности,
По горючей слепой любви .
Стала грезить не райским пламенем,
Тёплой печью в родной избе,
О семи добродушных Каинах
С грозным Авелем во главе.
Я всегда заблуждалась искренно,
Увязала тоску в мешок…
Никуда мы с тобой не изгнаны.
Сам ты следом за мной ушёл.
—
Картины Риммы Лавочкиной
(акриловые краски, картон):
Автопортрет
Встреча
Синагогальный лев
Рождённый ползать...
Привет из Бердичева
Радость
============================================================================
Ауров Евгений Александрович.
Родом из Горьковской области, жил также
в Новгороде, Екатеринбурге, долгие годы работал и жил в Москве, последние годы живет в Псковской области.
Поэт.
Член Союза писателей-переводчиков.
Дорога к Храму
Последняя шрапнель зимы
ударила в уснувший Остров,
укрыла снегом валуны,
но торит белые просторы
тропа, ведущая по льду
к заутрене, воздать молитвой
тому, кто каждую беду
отводит вновь рукой открытой.
Река Великая вот-вот
разрушить старый лед готова,
но вера путника ведёт
туда, где душу лечит Слово.
Снегов бескрайние поля
не кажутся ему опасны,
и под ногами полынья —
всего лишь лужица в день ясный.
***
Дуальность*– сломанная спичка в личинке старого замка.
Рифмую мысли по привычке, мне кажется уже века
брожу в тени крестов прохладных, гляжу на кроны старых лип.
Весенних ангелов рулады и демонов морозный скрип
я слышу также год от года… Вдыхаю запах сонных трав
и понимаю вечность хода часов кукующих дубрав,
плывущих облаков в зените, гудящих на цветах шмелей,
задумчивость дождливых нитей, ветров, несущих горький спрей.
Но несводимость изначально присуща тем, кто понял суть,
отринув строф пустых вербальность, душа встает на новый путь,
туда, где созерцанье свято, а спящие во тьме века —
всего лишь маленькая плата за спичку, что внутри замка…
*Дуальность — идея о наличии двух несводимых друг к другу начал.
Каин ты мне или Авель?
Трепет листвы за окном…
Каин ты мне или Авель?
Призрак, спустившийся в дом,
хватит со мною лукавить.
Трудно быть верным стране,
сложно быть честным, но можно.
Кипенно-белый ранет*
моют небесные слезы.
Гулко грохочет гроза.
Авель ты мне или Каин?
Хочется много сказать,
взглядом насквозь проникая…
*ранет— сорт очень крепких, сочных и сладких яблок.
Наивный август
Затерянный в безвременье ковыль,
все так же плещет истово стихами, горчит полынь,
но мук душевных пламень
воспримут лишь, как праздный водевиль.
Закончилась июльская жара,
медовый спас прилюден и безгрешен,
и яблоки по мрамору столешниц
катает золотая детвора…
Я отдыхаю только у воды…
арба земли неспешно мерит акры,
бравирует душа в чужом спектакле,
слепых ведет к обрыву поводырь,
безумствует беспечная пора,
из яблок выпекают вкусный штрудель,
и бродит сок в пузатости посудин,
но истина безжалостно строга…
Чернильное
На лунный крюк подвешен плащ,
промокший от чернильной крови.
Последний Бог вздохнет до колик,
глядя в реестр неудач…
Там бесконечные столбцы,
как клинышки дробя папирус,
приумножают вечный минус
в надежде клок содрать с овцы.
Им подвести пора итог.
Ведут промеж аптек и банков
к толпе, играющей в «орлянку»,
писателя лиричных строк.
Забрав чернильницу и плащ,
воздев на лоб венец терновый,
его распнут за то, что Слово
бросал легко, как детский мяч.
Брызги золота
Продали, трижды продали,
Родину вы мою!
С белыми пароходами
небо в одном строю.
Золото, брызги золота —
Россыпью по плечам.
Сыростью веет, холодом
тихое «Аз, воздам».
В трапезной, в чистой трапезной
боком сидим, о бок…
Тучи плывут на траверзе,
бьются о край сапог.
Полосы, флагов полосы,
встали на внешний рейд.
Золото в каждом колосе
вышитых якорей.
Странное, очень странное
пламя ревет в печах,
я не сказал вам главного —
Завтра выходим в плаванье!
Ваш Адмирал Колчак.
============================================================================
Борис Хаит – израильский врач, доктор медицины, руководитель и основатель (1991 г) медицинской компании, коренной арбатский москвич, автор нескольких сборников стихотворений, ведущий авторской программы на израильском радио (7 канал), автор многочисленных публикаций в периодической прессе.
Одиночество
Пишу стихи не для пророчества
И не для поиска решения.
Пишу стихи от одиночества,
Стихи пишу от восхищения.
Кому ещё доверить прошлое –
С кем разделить воспоминания?
Диктует память осторожная
Моим стихам свои признания.
За строчкой строчка переписана,
Владеют рифмами события.
Часами вглядываюсь пристально
В их позабытое развитие.
Перчатка скомкана и брошена
На поле долгого безмолвия.
Снегами память запорошена,
Но разошлась, как будто молния.
Кого зову, не откликаются.
С кем говорю, тех не затронуло.
Уже на улице смеркается,
И воздух полнится воронами.
Пишу стихи от одиночества,
Пишу стихи от восхищения.
И то и то однажды кончится –
Ни состраданья, ни прощения.
Напряжение
Я немного устал от событий и мыслей.
И во сне, будто днём, череда новостей.
Но откуда они? Из заоблачной выси
Эти пёстрые лики безмолвных гостей,
Тренирующих мозг, как борца на татами,
Где один на один и воинственный зал?
Я надеялся, что растворятся с годами.
Вышло наоборот – я немного устал.
Растекаясь, они заполняют пространство,
Торопясь, набегая, как будто просил.
Демонстрируют высшую прыть постоянства,
Проверяя на прочность с позиции сил.
Беспрерывный поток не даёт отдышаться.
За волной набегает другая волна.
Поднырнуть тяжело – мне намного за двадцать, –
И уплыть не могу. Наглотался сполна.
Значит, так и грести. Горизонт незаметен.
Не разбиться бы – вдруг в километре скала…
Разобраться мешает туман на рассвете.
Где ж маяк и гудящие колокола?
Доброта
А доброта по-прежнему редка,
Как летом в нашем небе облака,
Снежинки на песчаном берегу…
Душевность распыляем на бегу
Безумной жизни нервной, суетной,
Крикливой, необузданной, цветной,
Холодной, как застывшая смола.
А надо бы хоть капельку тепла
Носить в себе и отдавать другим,
Потворствовать намереньям благим,
Дарить любовь, не только брать в кредит,
И доброе, надеюсь, победит.
А может, нет, но этого хочу.
Смычок передавая скрипачу,
Прошу его за скудные гроши
Исполнить что-то тихо для души.
=====================================================================================================================
Стелла Подлубная — поэт, член Союза писателей Израиля,
публикации в газетах и журналах Израиля и за рубежом.
Живёт и работает в Нацрат Иллите.
***
Ночами обнажается душа
и бережно зализывает раны.
Её движенья танцевально-странны,
смущают, неритмичностью греша.
Пусть крестные пути её круты,
но раненая словом, как стрелою,
карабкается с верой к аналою,
чтоб с Лекарем поговорить на «ты».
В страданьях набирая высоту
до облачного Божьего приюта,
расплатится солёною валютой,
пересечёт предельную черту.
На краткий сон покинет белый свет,
Чтоб поутру разбиться… о рассвет.
Стена Плача
Сюда на склоне съёжившихся дней
Я не приду ни плакать, ни молиться.
Травинкою пробилась средь камней
Души элементарная частица.
«Лицом к стене!» – таков её закон.
Лицом к стене. И никаких «стенаний»!
Однажды перейдённый Рубикон
Уже унёс клочки воспоминаний.
Гнала из кумачовой той страны
Моей дороги генная причуда.
Окаменев, у плачущей стены
Прошу забвенья прошлого, как чуда.
***
Чтоб цену неизбежности познать,
В любовь я погружусь, не зная броду.
Слепому безразличию в угоду
Снегам дарю беды бодрящей прядь.
Не поражают саваны покроем…
Любовь – с одра удравший троглодит*.
Из многих одиночеств состоит
Её скелет, поруганный покоем…
Друзьям декоративной красоты
Подскажут гиппократовы черты,
Что нет в теченьи времени запруды…
Рискуя раздосадовать ханжу,
Я всё же безоглядно дорожу
Секундным пленом нежности Иуды.
__________________
* пещерный человек.
***
Чего нам ждать осеннею порой?
На окнах дождь зачёркивает лица,
И листьев переспелых влажный рой
Заставит только ворона кружиться.
Из ожиданья спячки выйдет толк:
Мы в осени радушной только гости.
Слезящегося неба серый шёлк
Со мглой сровняет имя на погосте.
Что может быть банальнее конца?
Что может быть прощальнее перрона?
Не отврати печального лица
От опустевшей лодочки Харона.
***
Мне кажется, что медленно живу.
Желтеет лист бумаги под рукою.
Пора привыкнуть к сонному покою,
Чтоб вырвать сны, как сорную траву.
Тяжёлое дыханье за спиной
На ветреность испытывает воздух.
Смогу ли я рассчитывать на роздых,
Когда настигнет ужас тишиной?
Но кто-то милосердный свысока
Раскручивает звёзды, улыбаясь.
Не ждёт, что я когда-нибудь раскаюсь:
Грехи лишь развлекают Старика.
И в этой центробежной кутерьме,
Где жизни прижимаются друг к другу,
Несёмся по начертанному кругу
В своей аквамариновой тюрьме.
***
Мой ангел оперенье растерял,
Галактики закручивая в локон.
Из звёздных траекторий он напрял
Лучи для света одиноких окон.
Путь измерялся сотней тысяч лье,
Но темнота тонула в ярком блеске,
Когда пробился свет сквозь ришелье,
Дрожащее на старой занавеске.
А в окнах ожидание старо,
И расстоянья в том не виноваты.
Кружась, из пальцев выпадет перо –
Никто и не почувствует утраты.
==================================================================================
Дмитрий Плынов –
писатель, профессиональный художник.
Сейчас проживает в Москве.
Автор ряда романов, эссе, сценариев телевизионных
художественных фильмов. Судья Международного
литературного конкурса им. Д. Огма “Последняя война”,
Гран-при Литконкрса “ПАРНАС” за рассказ “Я его три раза
не простила”, Лауреат Национальной литературной Премии
“Золотое Перо Руси” – 2001
Я его три раза не простила
(монолог)
Как это нелепо, вот и теперь у меня только воспоминания. Что же ещё может остаться, когда он так со мной нечестно поступил…
Помню, как сейчас. Мы вышли во двор. Было лето. Летом в городе всегда жарко, даже душно, и совсем мало людей. Они либо прячутся в своих квартирах и кабинетах от зноя и пыли, либо стараются при малейшей возможности уехать за город. А мы с родителями остались: папа, так некстати сломал ногу. А у меня день рождения! Двенадцать лет исполнилось.
Думала, что никто не придёт, каникулы ведь. Кто на даче, кто в детских лагерях. Обзвонила, кого смогла. К моей великой радости, пришли почти все – и он. Мы сначала в квартире сидели. Мама испекла торт, бабуля – пирожки. И много холодного лимонада. Не забыть мне этот лимонад во веки веков!
Когда уже все выпили, съели и переслушали все пластинки, мама отправила нас во двор:
— Дети! Давайте на прогулку! Ненадолго. А я пока приберусь!
Мы с радостью согласились. Он – больше всех! А когда мы играли в «угадай желание», он взял и поцеловал меня. При всех! По-дурацки получилось. Все подумали, что это желание именно я загадала. Очень я тогда на него разозлилась:
– Дурак! Никогда я тебе этого не прощу!
В другой раз я его ещё сильнее не простила.
Опять летом это приключилось, только теперь «бабьим». Мы долго с ним ждали, когда же?.. Никак не получалось.
Первый раз я родила девочку. Забавная такая, очень на папу похожая. Веселая, озорная, шустрая и, как он, изобретательная. Вот мы с ней первое время намучились. Глаз да глаз за ней нужен. Вечно волновались, чего бы ни вышло.
Второй ребенок – тоже девочка, вся в меня. И спокойная, и рассудительная. Подойдет ко мне и давай приставать:
– Мам, а мам! Научишь шить, а? Или вязать! Ну, пожалуйста!
А мы всё мальчика ждали. И он, и я. Девчонок своих очень любили. И баловали в меру, как могли. Он ведь у меня не очень много зарабатывал. А когда дети пошли, так на вторую работу устроился. Пропадал целыми днями. Вот только всё равно лишнего себе позволить не могли. Да не в этом-то дело, мы привыкли экономить.
И вот – третий.
Он всё по врачам бегал со мной, допытывался, кто будет: мальчик или девочка. А когда узнал, радости-то было! И я радовалась! Уже ночь, мы в палате спать собрались, детей у нас забрали: ещё рано с родителями оставлять. Вдруг слышу: кто-то в окошко стучит. А палата наша на четвертом этаже была. У меня сердце ёкнуло – боюсь посмотреть, кто там. Набралась смелости и вижу – он. В одной руке огромный букет цветов, другой – за водосточную трубу держится. А если бы он упал?! Как я тогда?! Очень сильно я на него обиделась. Кричу ему в форточку:
– Дурак! Никогда я тебе этого не прощу!
А он улыбается. Успокаивает меня.
Ещё один случай – вопиющий.
Болела я тогда. Сильно болела. Дети уже разлетелись, кто куда. Девчонки замуж вышли. Удачно вышли, за хороших людей. Обе за границей теперь живут, в гости приезжают, помогают. Сын тогда в армии служил. Писал, что хочет офицером стать! Гордость наша! Они все – молодцы!
Меня в больницу положить удумали. Врачи настаивают, говорят, что по-другому не смогут вылечить, а я отказываюсь. Не могу без него. Так он удумал со мной лечь. К главному врачу пошёл, уговаривал. Тот ни в какую. Я уже потом узнала, что он стал анализы сдавать, чтоб у него тоже болезнь нашли. И нашли ведь! Да я и не верила, что он болен. Скорее всего, сам придумал или подстроил. Откуда у него болезни, никогда к врачам не обращался, даже простудой не болел? А когда я увидела его в больничной пижаме, прямо обомлела. Говорю, что ты тут делаешь. А он мне в ответ:
– А я этажом ниже лежу! С тобой за компанию болею! Куда ты, туда и я!
Сильнее прочего разозлилась я на него. Боюсь, сглазит он себя. Стою в холле отделения, кричу на него:
– Дурак! Никогда я тебе этого не прощу!
А он улыбается. Успокаивает меня.
Теперь-то я поправилась. Сижу, смотрю на его портрет и думаю: «Может, в четвертый раз, всё же простить тебя?» Рядом дети с внуками. Все приехали! На улице лето. Душно мне в квартире-то одной. Пойду во двор, на скамейке посижу, пока гости собираются. Ничего не изменилось. Столько лет прошло, а двор наш, как и прежде, дети бегают, в «желания» играют.
Вдруг слышу:
– Дурак! Никогда я тебе этого не прощу!
…Где же улыбка твоя? Успокой меня… Ну, пожалуйста…
================================================================================
(дизайнер— Анат Ор Лев, Израиль)
Инна Костяковская — поэт, член Союза писателей Израиля.
Ведёт свой поэтический блог на медиа-портале «Киев еврейский»
Адрес литгостиной innaroz9@mail.ru,
Приглашаем поэтов, бардов, литераторов,
принять участие в проекте.