«Я не боюсь того, что История
назовет нас варварами… .».
Ион Антонеску
Бухарест, 8 июля 1941
Действие первое:
«Odessaacazut!»
1. Говорят,что румыны не убивали…
16 октября 1941, 16 часов 30 минут.
Стук кованых солдатских башмаков по брусчатке мостовых.
Скрип румынских военных каруц. Цокот копыт.
Румынские варвары входят в наш город.
Как найти силы, где найти слова, чтобы описать весь ужас того, что началось сегодня? Того, что будет продолжаться два с половиной года: 907 дней, 21 768 часов, 1 306 080 минут…
Каждый день, каждый час врезались в память. Вот уже более полувека прокручивается все это перед глазами, словно лента старого черно-белого кино. Не стираются, не меркнут кадры. И дети на них — пятилетняя Ролли и десятилетний Янкале – не взрослеют, остаются детьми. И все тот же в глазах их ужас.
Румыны входят в город.
В 17.00 в Бухарест поступает первое донесение (1):
РАПОРТ № 302.348
16 октября 1941, 17.00
Войска 4-й армии сломили последнее сопротивление неприятеля, защищавшего Одессу, и вошли после обеда в город одновременно по всем направлениям ...
С 16.00 в порту проводится акция по ликвидации последних очагов советского сопротивления.
Население встречает наши войска с энтузиазмом.
Командующий 4-й армией
Генерал Иосиф Якобич
Румынские солдаты на улицах Одессы (Ф-1)
16 октября 1941
Действительно, въезд «завоевателей» в Одессу, оставленную Красной Армией еще на рассвете, почти двенадцать часов назад, был в некотором смысле торжественным.
Хмурый осенний рассвет сменился необычным для октября ярким солнечным днем, словно лето вернулось в город. Легкий ветерок гонял по пустынным улицам желто-красные листья платанов, обрывки старых газет и последнюю листовку Областного комитета партии:
« Ко всем гражданам г. Одессы и Одесской области!
Дорогие друзья!
В связи с изменившейся обстановкой … Одесса потеряла свое стратегическое значение. В силу этого Советское правительство и Главная Ставка решили оставить город, отозвав войска на другие участки фронта… .
Областной комитет партии и исполком областного Совета депутатов трудящихся призывают вас не складывать ни на минуту оружие в борьбе против немецких оккупантов.
Беспощадно расправляйтесь с немецко-румынскими захватчиками, бейте их на каждом шагу, преследуйте по пятам, уничтожайте их, как подлых псов… .
К оружию, товарищи!
К оружию и грозной мести врагу!». (2)
Румыны в городе.
Медленно тянутся по мостовым колонны «завоевателей». Вдоль Пушкинской, Ленина, Советской Армии…
А на тротуарах, по обеим сторонам мостовых, толпятся граждане Одессы. Нет, особой враждебности к оккупантам они не проявляют, и уничтожать их, как «подлых псов», явно, не собираются.Но и особого энтузиазма тоже не заметно.
Хотя… Некоторые действительно выражают радость – в основном, по поводу освобождения от большевиков. Эти люди даже оделись по-праздничному, прихватили хлеб-соль, вытащили из кладовок годами пылившиеся там иконы, царские ордена. Они размахивают побитыми молью мягкими шляпами, бросают в «освободителей» печенье, коробки спичек и даже несмело кричат «ура». (3)
Но большинство все-таки вышло на улицы просто из любопытства, желая увидеть, наконец, собственными глазами «этих румын», понять, чего от них следует ожидать.
Говорят, что на Пушкинской, у Собора было даже нечто похожее на официальную встречу, с торжественными речами и приветствиями. Но окончилось «торжество», и разбежались встречающие, торопясь добраться до темноты домой, укрыться от какой-то неведомой еще опасности. Рассыпались колонны «освободителей», растеклись по городу темно-зелеными ручейками, грязно-зелеными каплями.
С явной опаской, по-воровски разглядывают они Одессу, бывшую для них неприступной крепостью.
Мертвый город
Полноте, да Одесса ли это?
Такой ли виделась она Антонеску?
Одесса всегда почему-то притягивала румын. В давние, дореволюционные еще времена они частенько ездили сюда – и по торговым делам, и так, развлечения ради. Так, между прочим, именно в Одессу в 1918-м сбежал непутевый наследник румынского престола Кароль, когда ему приспичило, вопреки запрету своих царственных родителей, обвенчаться с маленькой одесской актриской Зизи Ломбрино.
Самому Антонеску не пришлось побывать в Одессе. Но он слышал, ему рассказывали, что этот красавец-город чем-то напоминает милый его сердцу Париж. В 1920-м он, будучи представителем генерального штаба, даже вел переговоры с поляками, надеясь, что в обмен на участие в войне с большевиками Румыния сможет заполучить Одессу. Тогда, как говорят у нас в Одессе, «номер не удался».
Зато теперь, дабы не упустить шанс, Антонеску стал выпрашивать Одессу у Гитлера заранее, задолго до ее захвата. Об этом Гитлер уведомил своих подельников на знаменитом секретном совещании «О пироге», проходившем 16 июля 1941-го в Вольфшанце:
«… Антонеску хочет получить Бессарабию и Одессу с коридором, ведущим на запад – северо-запад… .». (4)
Антонеску мечтал об Одессе и теперь, наконец, получил ее!
Но таким ли видел он торжественный въезд своей победоносной армии в поверженный город?
Одесса мертва. Улицы перепаханы бомбами и снарядами, засыпаны щебнем, осколками стекла, перекрыты баррикадами — мешками с песком, брусчаткой, вывороченной из мостовых.
Магазины, аптеки, базары – разграблены.
Горит порт – элеватор, пакгаузы, склады.
Горит городской Холодильник.
На углу Ленина и Ярославского горит аптека, на Дерибасовской — дом Пурица, на Карла Маркса – магазин.
Пожары не тушат: воды давно нет, – Беляевская водонапорная станция взорвана. Электричества тоже нет, – электростанция на Пересыпи взорвана.
Развалины Одессы. (Ф-2)
16 октября 1941
Одесса похожа на мертвого человека. Даже море мертво, лежит оно мертвым свинцовым пластом – ни одного корабля у причалов.
И уже подступают ранние осенние сумерки, а с ними, как то неожиданно, накатывает кровавая волна террора.
Выстрелы ... Это в Сабанских казармах.
Выстрелы… Это на Куликовом поле.
Крики… Это уже совсем близко, где-то под самыми забитыми фанерой окнами.
Шаги бегущего человека. Топот солдатских башмаков. Гортанный окрик… Режущий душу вскрик… И тишина.
Первыми жертвами «освободителей» стали случайные прохожие.
Дыша перегаром цуйки в лицо ошарашенного человека, солдаты даже как-то весело вопрошают: «Жидан? Жидан?». И, не дожидаясь ответа, прикладом ружья проламывают ему голову.
Кровь на брусчатке мостовых. Кровь на серо-голубых гранитных плитках тротуаров.
К утру 17 октября повсюду, – на Пушкинской, где только вчера проходила встреча «освободителей», на Дерибасовской, в Городском саду, на Петра Великого, – валяются трупы.
Есть уже и повешенные – на деревьях, на фонарных столбах, на балконных решетках.
На улицах Одессы. (Ф-3А)
17 октября 1941
На Французском бульваре повешен 66-летний еврей Янкилевич. На Пушкинской валяется труп Якова Зильберберга с обрывком веревки на окровавленной шее. (5)
Свидетельство о гибели Янкилевича (Ф-3)
Одесса, 18 октября 1941
(Архив «Яд ва-Шем», Иерусалим, 2000)
На Новом базаре – трупы расстрелянных Виктора Гойхмана и Якова Нусиновича, а на Хмельницкой, возле ворот дома № 13, труп замученного Иосифа Гиммельфарба.
Да что же это такое? Как же это? Почему на улицах трупы? Ведь в город вошли не немцы, не гитлеровские людоеды. В Одессу вошли румыны, которые, как всем известно, не убивают!
«Румыны не убивают». Этот миф существует уже более шестидесяти лет. Нам приходится слышать такое даже сегодня, в Израиле, за дружеским столом, из уст умных интеллигентных людей. Евреев, между прочим.
«Да что вы, что Вы! Все, о чем вы здесь говорите, касается только немцев. Румыны не убивали. От них легко можно было откупиться. Мне лично рассказывала об этом одна симпатичная русская женщина, которая во время оккупации работала кухаркой в доме румынского офицера. Офицер, по ее словам, был милым и исключительно добрым человеком. Он с неизменным уважением вспоминал о вожде румынского народа Антонеску, которого никоим образом нельзя было причислить к антисемитам… .».
«Во всем виноваты евреи… .»
Был, или не был Антонеску антисемитом?
Как и вся румынская интеллектуальная элита, как и многие его коллеги, – кадровые офицеры румынской армии, Антонеску конечно же, был антисемитом. И более того. К общепринятому в Румынии бытовому антисемитизму примешивалась его личная жгучая ненависть к евреям. Все его беды, все постигшие его несчастья, по его убеждению, были связаны с евреями. Во всем виноваты были евреи. (6)
Начать с того, что в начале века, непутевый отец бросил семью и его, маленького Ионика ради еврейки по имени Фрида Куперман. Эта наглая женщина сменила свою еврейскую фамилию на «Антонеску», и ни за что не желала расставаться с ней даже во время войны, несмотря на настойчивые требования пасынка-кондукатора, когда отца его, а ее мужа давно уже не было в живых.
Да и в дальнейшем судьба, словно издеваясь над Антонеску, всякий раз подсовывала ему евреев. Непрезентабельный – рыжий и прыщеватый – юноша Ионел дважды пытался жениться. Оба раза помолвки расстроились. И оба раза его несостоявшимися невестами были еврейки. А когда ему все-таки посчастливилось жениться, его женой оказалась снова еврейка – некая Рахель Мендель. Рахель родила Иону сына, но тут снова беда – ребенок умер, и причиной его ранней смерти, как говорят, был сифилис, которым страдал Антонеску, с ранней юности таскавшийся по бардакам. Эта неизлечимая в те времена болезнь наложила отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Ей он был обязан дикими взрывами бешенства, когда лицо его багровело, глаза выкатывались из орбит, а из перекошенного рта с пеной и каким-то звериным рыком выплевывались непечатные слова. Не случайно товарищи прозвали его Красной Собакой.
Та же еврейка Рахель стала причиной еще одного его несчастья. Не удосужившись с ней развестись, Ион, занимавший в те дни пост румынского военного атташе в Париже, женился вторично на красавице Марии, и был обвинен в бигамии. Благо, продувная бестия – молодой румынский адвокат Михай Антонеску, однофамилиц Иона, сумел «отмазать» будущего великого кондукатора от тюрьмы.
Антонеску, действительно, мнил себя великим. Он говорил о себе в третьем лице и считал, что окружающие – товарищи по учебе, коллеги по службе, начальники, подчиненные и даже родственники не воздают ему должное, не ценят, не уважают, подкапываются под него, обходят. У него всегда было много врагов – и существующих реально, и придуманных им. В их числе не только отдельные личности и группы людей (коммунисты, масоны), но и целые народы (русские, украинцы и вообще все славяне). Но самым главным его врагом были, конечно, евреи – «жиды». Именно так он (впрочем, точно так же, как Сталин) именовал евреев.
Ненависть к «жидам» постоянно клокотала в его груди, и эта ярая ненависть, видимо, впечатлила Гитлера при их первой многочасовой встрече в Берлине в 1940 году.
Продолжение следует...