Главная \ Литературная гостинная \ Литературная гостиная "Струны души"
Литературная гостиная "Струны души"
Ах, души моей нежные струны!
Вам бы только всё петь и петь
в час, когда серебристые луны
в звёздном небе устали гореть.
И. Костяковская
====================================================================
Павел Голушко – белорусский и шведский литератор, автор книг поэзии и прозы «Одиночество», «Когда я вернусь», «Уходя за горизонт», «Шведский дневник, или Записки путешествующего поэта» и один из самых читаемых поэтов русскоязычного Интернета.
Член Союза писателей Швеции и международного ПЕН-клуба.
Книги автора находятся в фондах публичных библиотек Беларуси, Украины, США, Англии, Франции и Швеции.
На стихи Павла Голушко белорусскими и российскими композиторами созданы вокальные произведения различных жанров.
Музе...
Я — сотворивший Музу — вам,
Нагую Музу, без перчаток,
Ходившую по головам
И не искавшую печати.
Леонид Губанов
Закрою двери за собой,
Сложив в суму любовь и нежность,
Дорогу застелю листвой,
Начав движенье в неизбежность.
А в окнах — отблески огня,
В глазах — остатки прежних страхов.
Быть там, где ты – увы, нельзя,
Доверюсь предсказаньям магов.
И пусть мелькают города,
И лишь душа пусть будет рада
Когда-нибудь услышать – «да»
Сквозь первый месяц листопада.
Восторги с грустью пополам,
Зимы кристальный отпечаток,
Наш затянувшийся роман —
Не прихоть, счастье, но остаток…
И по снежку искать свой дом
Бреду подвыпившим поэтом,
Мои стихи, остаток догм
Напомнят мне на свете этом.
И нежностью опять делюсь
Кому-то скучной, кем-то взятой…
Конечно, старше становлюсь
И время больше пахнет мятой.
Не думай, что легко в раю
Беспечно жить под небом ясным.
Я, веривший в мечту свою,
Знал, до чего она прекрасна.
Ты расстелила бы кровать
К тебе пришедшему скитальцу,
Конечно, не затем чтоб спать…
Но что тут с пьяным разбираться?
Для большинства я просто был,
С азартом месяцы листая,
И город мой сквозь ливни плыл,
В загадках века утопая.
Я знаю, сам всему виной —
Не уживаюсь в тесной клетке.
Я с детства грезил синевой,
Завидовал птенцам на ветке.
Ты подойди ко мне во сне
И знай, мне снятся твои губы.
Я в новой, сказочной стране,
Где мы с тобою однолюбы.
Иерусалим – гордость сердца
Давно я сердцем там,
Где плещет Иордан,
В прекраснейшей из стран,
Где гор встаёт гряда.
Иегуда ГА-ЛЕВИ
К тем берегам, где течёт Иордан,
Нас манит призывно зовущая даль.
Нас манят и тайны, и даже обман.
Вы руку к стене – дайте волю слезам.
Там майсы расскажет нам старый еврей,
И гордость заплещет, что ты иудей,
Что нежную сказку – рожденья Христа,
Нам предки послали устами в уста.
А если устал ты по миру скитаться,
И жизнь твоя может вот-вот оборваться,
И ты у черты в ожидании конца –
Иерусалим распахнёт все сердца.
Тепло от распахнутых этих сердец,
Заставит понять, что ещё не конец,
Что в жизни звезда освещает твой путь,
Иди же туда, и не думай уснуть.
Там море, как сердце к прекрасным стихам,
Семь раз припадает к уставшим ногам.
Там горя узор на осколки разбит.
Поверь и тебя вспоминает Давид.
Переживание силы
И я проснусь от скрипа санного,
Когда я снова стану маленьким,
И мир чудес открою заново.
Александр Галич
Мы навсегда меняем Родину, мы навсегда меняем данности, не золотое, но отточено, перо, спасибо, что не ржавое… перед глазами куст смородины и ягоды такие крупные… и не понять – комок… оскомина, лишь память образы рождает хрупкие…
Земля качнётся и напомнится, что не удержишь равновесия, что в это маленькое зеркало не разглядеть свои сомнения… своё земное одиночество… и верно, и уже подмечено – не заберёшь назад у вечности, ни детства с пузырями мыльными, ни утра те новосубботние… лишь воробьи опять настырные, как будто не меняли времени… как будто снова хлопнет форточка, когда войдёт в квартиру бабушка… впорхнёт в квартиру словно горлица и слёзы высохнут у мальчика…
И длится, длится, длится пауза под музыку Весны и Штрауса, а мы меняем направление и верим, что оно оправдано… перед глазами поколение – канатоходец… толпы странников, он слышит их своими нервами и видит… нет… глаза завязаны…
Беседы на кухне
Жутко бывает в маршрутках, когда подсознанье играет фактами
Любой из прожитых жизней – что много теплее вашей.
Алания Брайн
Просто так перейти в привычное
Из потерянного настоящего.
Обращая в записки личные
Всю реальность происходящего.
Уставая от сытой близости
В новогодних шарах ирреальности,
Подавляя в себе брезгливости,
Сохраняя влюблённость в дальности.
Там в толпе в ожидании присказки
В нас минорно звучат тональности.
Лица девичьи, будто выставки,
Вновь лишённые оригинальности.
Бесхребетные, нежные мальчики,
И в глазах налёт обречённости,
Этих душ закрытые ларчики
Нам не дарят чувства надёжности.
Всё паетки, да бус цепочки…
Завтра ведь не моложе обликом,
Но спокойно ложится в строчки
Становясь то бесом, то отроком.
Словно символы сексуальности
Собираем осколки нежности.
Проклиная свои лояльности
Растворяясь в судьбы безбрежности.
Время личное, время праздное
Улетает пушистым облаком.
Кровь, вино — всё одно, всё красное…
Опускаюсь в объятья шорохом.
Ласточка Святой Земли
…лишь там, в родном тепле
Давидова гнезда…
…лишь там, в земле благой,
я обрету покой
отныне – навсегда.
Иегуда Га-Леви
На яркое солнце плывут облака,
Наводят на улицах тень.
И ласточек вновь привлекает река,
Полёт их – наш завтрашний день.
А я на Шаббат помолиться хочу,
С поклоном к могилам отцов.
Свободною птицей туда прилечу –
Примером для слабых юнцов.
Душе так спокойно на Вечной горе,
Лишь тень надо мною скользит.
Без злобы на мир праотцов посмотрел
В свой первый печальный визит.
Но счастье молитвы лишь только во сне,
Ведь сердце не в милом краю,
Поэт не способен молиться извне,
Где песни чужие поют.
Поток Иордана взывает к себе,
Где в мыслях он жемчуг искал.
Хандак возвысил бы в вечной борьбе.
Характер, как сталь, закалял.
С мечтою и молитвой пришёл он к стене,
Забыв про друзей и врагов,
И память о нём, как преданье, во мне
Живёт без сакральных оков.
Новый шаг?
Что первым обозначит новый шаг… холст загрунтован… лист в пыли, и музыка плутовка не спеша, влечёт на остров на краю земли... кто мне очередной предъявит иск, за те просторы, что в душе открыты… ведь спор всегда имеет риск, особенно, когда любовь с разлукой квиты…
Но первой вздрогнула рука от шума праздных рукоплещущих зевак… окна распахнутого бездна глубока, как настежь дверь ведущая в кабак… на подиуме снова в моде вуалетки – нет видимых причин пенять на облик, ведь там где стиль, присутствуют таблетки и кокс поклонник носовой перегородки… а за окном извилистость природы, снег надоел за беззаботный блеск… читаю про упругость ягодиц и нежную любовь к народу, ругают бизнес и целуют крест… и ртутный столбик скачет вверх и вниз, снегирь – коровка божия зимы — нахохлен, и ищешь краски трафарету слова «жизнь», но новых нет, а старые засохли…
Сквозь подсознанье образ презирает годы… на море льды — торосы для полотен… мне хочется туда, где плавятся восходы, и где Творец Великий вечно в моде… а на дворе урбанизатор чёрный дрозд освоил новые местины… меняет мысль рябины кисть, на ветку вечной Палестины.
==============================================================================Римма
Римма Лавочкина — поэт, художник.
Живёт и работает в Санкт-Петербурге.
И КРИЧИТ МОЁ СЕРДЦЕ…
***
Я сильная, я смелая,
И я всего добьюсь!
Но ничего не делаю
— Я так тебя боюсь!
Боюсь тебя, вихрастого
Лихого звездуна.
Лобастого, горластого,
Родного, как страна.
Я вся в тебя завинчена,
Твоя, как дважды – два.
Сплошная безьязычина,
Покуда ты – слова.
Ведь я то, я то, я то же,
Твоя шальная суть.
И надо, надо, надо же
Взмолиться и взметнуть!
Но жизнь моя, на донышке,
А мир на волоске,
И все мои воробушки
Уже давно в руке.
Тоска моя горелая!…
Подохну, ну и пусть!…
Я сильная, я смелая,
Я так тебя боюсь!
***
Я – женщина! Я женщина.
Во мне темнеет плод.
Сочатся ветром трещины
Во мне и над, и под.
Бурлят во мне исходины,
Твердят: « Пора… Пора …
Живот мой – моя Родина
— Синайская гора.
Цвети, моё смятение,
Твори на все лады
Моё приобретение
Из света и воды.
Серьезно и натружено
Меня века сосут …
Я круглый и напруженный
Ласкающий сосуд.
Кислят в глазах смородины,
Но рвётся сквозь тиски
Синай мой – моя Родина
Из неги и тоски.
***
О, золотая Афродита,
Простите мне мой ветхий дым.
Плачу за луны и ланиты
Надменным именем своим.
Я холодна. Я безупречна.
Вживаюсь в лабиринт морщин.
— Прощайте, звонкая беспечность
И легион моих мужчин.
О, Боже, как я их любила!
Во все свои колокола!
Я никому не изменила,
А просто всех их отдала.
Я говорила: — Мне не надо
Ни слёз. ни счастья, ни фаты.
Я только страстная отрада,
Я просто родом из воды.
Я говорила: — Будь, что будет!
Цвела и пахла, как сирень.
Теперь я соткана из судеб
Немых растерянных сирен.
***
А я стояла, я на цыпочках стояла.
А воспалённая луна огнём пылала,
Она вопила: — Дура, прочь!!! Беги! Спасайся!
И ни к кому в такую ночь не прикасайся!
Но я стояла «соляным столбом» — дитя Содома:
Закрыв глаза, забыв слова, уйдя из дома.
Судьба догонит и прибьёт — я это знала,
Но рядом Лот, мой бедный Лот…И я стояла.
А кошки знали что к чему, а кошки знали…
Они смеясь свои берложки покидали,
Они водили хоровод и голосили,
И как цветы, они хвосты свои носили.
О ноги тёрли кошки пёстрые полоски
И называли нас «бродячим перекрёстком»,
И воркотали, и плели свои поводья,
И стали частью мы кошачьего отродья.
А надо было удирать напропалую,
И с болью губы отодрать от поцелуя…
Стыда сургучная печать во лбу зияла…
…Мне нужно было отвечать – и я стояла.
Сказка о снеге
Прекрасен был тот долгий снег,
Что слёзы мне утёр,
Он был немного человек,
И небо, и простор…
Во мне он правды не искал
А будто бы шутя,
Тихонько взял и приласкал,
Как малое дитя.
Я этой снежности хочу,
(Из нежного огня),
И то ли я в него лечу,
И то ли он в меня…
И белый свет в конце-концов
Стал соткан из него,
И подставляла я лицо
Под это торжество.
И были губы горячи,
Как уголь их печи
И говорил он мне — Молчи!
Пожалуйста, молчи!
Он всё кружил и ворожил:
-Что в прошлом — ничего,
Что я сама из белых жил
И вся насквозь его.
Шептал — Тебе я буду впредь
И небо и земля,
Я так хочу тобой владеть,
Повсюду только я!
Зову тебя, зову, зову!..
— Но вижу по следам,
Что я его переживу
И, стало быть, предам.
***
Ничего не скажу о любви.
Не скажу о любви.
Потому, что и так
Она белыми нитками шита.
Прёт любовь из щелей,
Растворяется солью в крови,
И несчастные звёзды
Горстями сдирает с орбиты.
Золотая зараза
Приходит и молча болит.
И кричит моё сердце, бьётся
И рвётся навстречу…
Но она ни полслова… Ни разу.
И мне не велит.
Потому не скажу о любви:
Просто нечего. Нечем!
***
Пускай любовь таится
И вслух не говорит,
А как лесная птица
На цыпочках стоит.
Пока она прозрачна
И не подаст руки,
И на лице горячем
Проталин синяки.
Я знаю, ох, я знаю
Её притворный стыд,
Когда она нагая
Хохочет и вопит.
Пророчит и лютует,
И голосит строкой…
Унять её, дурную,
Нет мочи никакой.
***
Наплетём слова,
Разведём метель …
На мои дрова
Ты огнём летел.
Да на всех ветрах …
Да на синий лес …
На твоих губах
Шелуха небес.
Разотру в руке …
Я люблю лепить …
По утру к реке
Отнесу попить.
А потом, коснусь
И скажу: — Веди …
Оттого проснусь
На твоей груди.
Я себя ряжу
В перепутья рек.
Я тебе рожу –
Прошлогодний снег…
==============================================================================
Дмитрий Аркадин живет в городе Ришон ле-Цион. Является автором пяти книг: «Про себя и… вслух». Год изд. 1995. «27 глав из жизни Матросика». Год изд. 1999. «Открытый урок». Год изд. 2003. «Москва бомжам не верит». Год изд.2007. Первая книга стихов “Пирога на песке» вышла в 2010.
Член Международного Союза писателей «Новый современник». Член Союза русскоязычных
писателей Израиля.
Попытка эпитафии
Меня не будет. Дождичек печально,
забулькает на мрамор. Посему,
она меня помянет замечаньем:
«Класс! Сверху там не капает ему».
***
Во снах моих не всякое бывает!
Но эта ночь, как кайф была лиха!
Со мной Ахматова проехала в трамвае,
не за билет! За два моих стиха!
***
Когда меня как перочинный нож,
сломает нечисть где-нибудь в дороге,
враги придут, поддержат. Ну и что ж!
А друг заклятый навестит в остроге.
***
Волна из детства накрывает временами!
Вот девочка без лифчика в прыщах,
Вот дождик вслед идёт с похоронами,
вот мусора в болоньевых плащах!
***
Нынче наступило время оно!
«Мыла», скайпа и других силков!
Помирает будка телефона…
В коме, мать, без двушек и звонков!
***
Когда патроны кончились и порохи,
когда вдруг грянуло арабское «ура»,
встал Рабинович во весь рост – запел про шорохи,
про подмосковные, точнее, вечера.
Про письма запоздалые
Не доходят до Персидского залива,
(знать бы Министерство почты чье)?
Ленинские письма из Разлива!
Потому там и воюет дурачье!
Потому что ни евреи, ни арабы,
или их послы и атташе,
даже их кухарки раз хотя бы,
с Лениным не жили в шалаше!
***
В самом дальнем спрячешься дворе ты,
в Харькове окажешься в плену!
Ширятся по миру минареты,
строятся в священную войну!
***
Простите мне, обетованные гектары-
пущу слезу с родных моих Голлан.
Незваный гость грядёт! Монгол или татарин?
Или ко мне на кофе Тамерлан!
=============================================================
Ян Каганов – живет в Кармиэле, приехал в Израиль из Кишинёва, бывший КВН-щик, врач-терапевт. Автор пяти книг, две из которых написаны в соавторстве с А. Бирштейном( Одесса). Многочисленные публикации в газетах и журналах Украины, России, США.
ЛЯПА (ко дню рождения)
Давид Борисович Коганов (Коганов – это правильное написание, это уже мы с мамой Кагановы – спасибо советским паспортисткам!), род. 22.09.1920, Кишинев – ум. 26.04.1997, Нахария.
Я хочу написать о нем весело, ибо давить слезу по умершему – это дело нехитрое, а мудрец Шолом Алейхем предпочитал, чтоб его поминали чтением написанных им веселых историй. Вот и я постараюсь тоже не сбиваться ни на тоску, ни на пафос. И только пожалею, что печатаю это на компьютере, а не пишу от руки на бумаге, поскольку пишу я настолько дедушкиным почерком, что бабушке когда-то стало плохо, когда она прочитала мою записку маме «Скоро приду» и не сразу поняла, что это писал внук, а не покойный муж.
Мой дедушка «потерял» имя через год после моего рождения. Он возился со мной часами и называл меня «лапа, лапочка». Я открыл рот, обратился к нему: «Ляпа», – и это стало его именем. Оно настолько подходило ему, добряку, что даже на его надгробии написано «Давид Коганов (Ляпа)». Правда, Ляпа мне невольно «отомстил» – я не помню, называл ли он меня когда-либо по имени. Я был «мальчиком» до его последнего дня.
Вот он на фото внизу – выпускник румынской гимназии, учившийся так, что, приехав в Израиль через 52 года после ее окончания, сразу вспомнил выученный когда-то «древнееврейский» язык. Переводчик, редактор, корректор Божьей милостью. Обожавший работу и пытавшийся со всех домашних вечеринок смотаться хоть на часок в кабинет. Энциклопедически образованный человек, за день до смерти в дурмане обезболивающего коктейля решавший кроссворды и удивлявшийся, как это мы не знаем «папский совет в Ватикане».
Передавший мне, кроме почерка, еще и дикую (и ненужную в Израиле) сверхпунктуальность. Ляпа приходил в кинотеатр раньше кассиров и билетеров: он выходил из дому с таким запасом времени, что бабушка брала с собой бутерброды – они пропускали ужин, уходя засветло и целуя амбарный замок на закрытом еще Дворце. Помню, как-то мы должны были ехать на вокзал встречать родню. Ляпа дозвонился в справочную и услышал, что поезд опаздывает. Он тут же засуетился и сказал: «Раз поезд опаздывает, то надо на вокзал прийти раньше срока, поскольку он сократит стоянку, чтобы нагнать». Я ехидно спросил: «Ты думаешь, людей будут скидывать на ходу?» «Приедем – увидим!» – сказал Ляпа, и мы таки приехали на вокзал и слонялись там три с половиной часа.
Пунктуальность и точность, говорите? Моего новорожденного кузена Максима надо было купать при строго определенной температуре. Вокруг тазика стояли Ляпа с термометром, папа Максима — мой дядя Рувик с кувшином холодной воды и я с чайником горячей. Мы подливали воду по очереди, а Ляпа проверял температуру. Отклонения в десятую долю градуса не допускались. Один раз Максим просто заснул в ожидании купания, но это Ляпу не смутило, и на следующий день процедура неукоснительно повторилась.
Невероятный добряк: сколько он ни отводил меня по утрам в детский садик, столько мы возвращались домой вместе. Я всю дорогу скулил, что мне с ним хорошо, а в садике плохо (что, кстати, было абсолютной правдой), и Ляпа не выдерживал. Потом он целый день работал дома, а я валялся на кушетке, читал и втихомолку ел бабушкино сливовое повидло.
Всю жизнь Ляпа бегал по магазинам для всей семьи, стоял в очередях, таскал неподъемные сумки. И вот он остался на неделю в одиночестве. Мама попросила меня после школы подъехать посмотреть, как он там справляется. Небритый Ляпа в теплом домашнем халате сидел в холодном кабинете, работал и задумчиво грыз черствую корочку с чесноком. Это он так ужинал, пообедав сырыми яйцами с накрошенным в них черствым же хлебом. Включить электрообогреватель и сходить за едой он и не собирался: для себя ему это было неинтересно.
Удивительно непосредственный: смотря футбол по телевизору, Ляпа всегда дрыгал ногой, когда нападающий не дотягивался до мяча, и сам хохотал над собой. Когда количество вазочек, разбитых тапком, слетевшим с ноги Ляпы-центрфорварда, перевалило за десять, бабушка перестала ставить цветы на телевизор.
Артистичный и с великолепным чувством юмора. Видимо, гены КВНа я подхватил у него: не зря же он пошел смотреть наш первый городской финал и так хохотал, что попал в кадр в фотообзоре в газете «Молодежь Молдавии» – а он и был молодежью, только седой. На капитанском конкурсе я всё время чувствовал его поддерживающий взгляд – и этот взгляд очень помог мне. А сам Ляпа потряс меня навсегда одним вечером, когда ЦТ показывало фильм «Кража» по Джеку Лондону, где дочь фабриканта Маргарет ворует документы отца и передает их профсоюзному лидеру. Между первой и второй серией была программа «Время». Тогда Ляпа, томясь ожиданием, нашел пьесу в нашем ПСС Лондона и с листа начал читать её в лицах, копируя голоса актеров. С двумя «поправками»: он «добавил» Маргарет фамилию и всё время «обзывал» ее. Так что фраза папы-буржуина (Смоктуновского) в Ляпиных устах звучала так: «Маргарет Тэтчер, отдай мне документы, мерзаука!» Когда началась вторая серия, и всё это пошло с экрана, у нас начались судороги от смеха, а Ляпа смотрел на нас и был страшно доволен.
Но в КВНе он был бы не только актером, но и автором. Как-то Ляпа с Бусей (мое изобретение – сокращение от «бабуси») уехали на курорт, оставив квартиру 20-летнему сыну-студенту Рувику. Рувик, естественно, устроил себе праздник жизни длиной в три недели. Когда предки вернулись, в доме ощущалась явная нехватка бижутерии, косметики и драгоценностей. Ляпа бросился к библиотеке, произвел ревизию и с облегчением сказал: «Хорошо, что они у тебя не читают!»
Когда Ляпа ушел, я особенно захотел сына, понимая, что мир без Давида Ко(или а)ганова несовершенен еще более, чем с ним. И сегодня, когда Дудька ходит по квартире и выключает повсюду напрасно горящий свет, когда стесняется попросить что-нибудь для себя, когда, нашкодив, полуизвинительно-полупросяще одаривает меня поразительно знакомой улыбкой, я вижу перед собой Ляпу. Который, я уверен, работает сегодня его ангелом-хранителем на полной ставке, не забывая, впрочем, и обо всех нас.
С днем рождения тебя, Ляпочка!
Давид Борисович Коганов
==================================================================
Аркадий Крумер член Союза писателей Израиля. Живёт в г. Явне. Автор книг: «Изя Кац и другие русские. Смешные хроники прошлого века», « Нескучная книжка на вырост».
За книгу «Майсы с пейсами» стал Лауреатом Премии им. Ильи Ильфа и Евг. Петрова, учрежденной Союзом писателей Израиля.
САГИ ПРО РАБИНОВИЧА. ПРОНЕСЛО!
Как-то раз на работу к Рабиновичу заявилась одна рыжая корова и заявила, что у нее от Рабиновича ребенок. Двойня! И им уже по одиннадцать лет!.. И вот она его, наконец, отыскала! Через десять минут его супруга Люся была уже тут, что подтверждало, что друзья на работе у Рабиновича есть. Люся сразу, без лишних слов поцарапала рыжей корове лицо. Потом они разговорились. Сам Рабинович в это время спрятался в мужском туалете, закрылся изнутри и прислушивался, как там развиваются события?! Хоть убей, он не мог припомнить эту рыжую корову, но с другой стороны, лет десять назад она могла быть даже очень ничего! Рабинович начал перебирать в памяти всех, кто тогда мог подложить ему такую свинью?! Но тут выяснилось, что корова искала Рабиновича, который жил на улице имени Буденного, а Люсин Рабинович на улице имени Буденного никогда не жил! И «милой родинки» на ягодице у него не было, нет и уже не будет!
После этого Люся обняла ее и сказала:
— Не переживай, тебе просто повезло, что мой Рабинович не твой Рабинович!.. По секрету – он знаешь какой не подарок?!- сказала Люся громко, на весь коридор.
— Фу!- облегченно подумал Рабинович!- Кажется, пронесло!
И покинул туалет!
А.К.
__________________________________________________________________
САГИ ПРО РАБИНОВИЧА. СВОЛОЧЬ!
Люся доставала Рабиновича, что у него руки растут – неприлично сказать откуда! И что он, сволочь, не ловит мышей! И что гвоздь не забьет, будто он тут квартирант! И палец об палец не ударит, чтоб дома был уют, а она уже разрывается на части!
И вот, как-то раз, не дожидаясь Восьмого марта, Рабинович решил сдаться, то есть, забил в доме все гвозди и еще два на всякий случай!!! Поймал трех мышей, которые у них прогрызли в буфете дырку! И, ударив палец о палец, пропылесосил все вдоль и поперек, перемыл гору посуды, завинтил лампочку, навел нечеловеческий уют, и даже сам сварил два яйца вкрутую и вскипятил чайник. После этого он решил, чтоб Люсю совсем уже убить, крестиком вышить ее инициалы на кухонном полотенце. Но не успел. Люся неожиданно ввалилась в дом, груженная, как верблюд, которого не щадят! Она сразу бросила все на пол, потому что тащила из последних сил, и вдруг увидела, что в доме все сияет, включая самого Рабиновича! Люся села на табурет и стала чернее тучи.
— Ты чего, Люся, у тебя кошелек что ли украли?- спросил участливо Рабинович.
— Негодяй!- заплакала Люся.- Ты чего вдруг тут это устроил?! Это как же надо было передо мной провиниться, чтоб даже завинтить эту несчастную лампочку!.. Это надо было изменить мне, как минимум, дважды!.. Все! Я ухожу к маме!.. Я не хочу тебя видеть!.. О, как ты права была, тогда мама!..
Люся упала на тахту лицом вниз и зарыдала в полный голос.
Рабинович виновато пошел на кухню, быстренько перепачкал там гору посуды, выбросил в мусорное ведро два сваренных вкрутую яйца и подумал, что женщины сами не знают, что «хочут»!
А.К.
=================================================================
Вместо резюме…
Юрий Моор-Мурадов, он же — Юрий Моор, он же – член СП СССР (с 1984), член правления Союза русскоязычных писателей Израиля.
Разборчивостью в творческой деятельности не отличается: хотя и закончил драматургическое отделение Московского литературного Института им. М. Горького, балуется прозой (сборник «Приглашение к ограблению»), пишет фельетоны, памфлеты, статьи о литературе (см. в Интернете: «Тайна Омара Хайяма», «Маяковской vs Цветаева», «Чацкий, такт, поручик Ржевский» и др.), которые публикует в крупнейших русскоязычных газетах Израиля.
Исповедуя принцип «патриотизм – последнее прибежище», в своей публицистике движим слепой любовью к Израилю (см. в Интернете статьи «Алмазное ядро Израиля», «Армагеддон: Битва Гога и демагога», «Ставать тебе поводырем» и др.)
Не имея специального лингвистического образования, пишет книги об иврите, оправдываясь тем, что он не ученый, а популяризатор. Под этим соусом издал три книги в серии «Занимательный иврит», которые стали бестселлерами на «русской» улице, и готовит к изданию четвертую, которую, не смущаясь, посвятил израильскому сленгу.
В целях достижения успеха не брезгует никакими литературными методами, в том числе прибегает в книгах к юмору и занимательности, продвигая их в бестселлеры.
Характеризует умение приспосабливаться к окружению. Так, живя в Узбекистане, написал пьесу на узбекском, которая и была поставлена в узбекском театре. Продолжает эту линию и в Израиле, куда приехал в 1992 г.: написал на иврите сценарий, по которому снят фильм; подготовил серию зарисовок об иврите для радиоканала «решет Бет»; написал пьесы на иврите, которые усиленно проталкивает в театры.
В погоне за дешевой славой разъезжает по стране, где открыто встречается с читателями своих книг.
В личной жизни его отличают гедонизм, сибаритство и любовь к наслаждениям жизни, для чего женат красивой женщине и регулярно посещает рыбные рестораны на берегу Средиземного моря недалеко от своего дома в Тель-Авиве.
— Юрий, мы знаем Вас как драматурга и писателя. Но на одной из встреч с читателями вы читали свои стихи…
— Да, было дело. Но поэтом меня никак назвать нельзя. Если не считать недавнего «инцидента», свое последнее стихотворение я написал в конце 1970-х, когда был влюбленным юношей. О тех своих опытах я, признаюсь, забыл. Тем более, что рукописи не сохранились. Но пару лет назад ко мне обратились составители совместного российско-израильского поэтического сборника с просьбой предоставить в их распоряжение свои стихи. Возможно, они прислали это приглашение наугад. Как бы там ни было, я вспомнил, что когда-то служил и этой музе. Стал рыться в памяти – и кое-что восстановил – короткое, и, видимо, самое впечатляющее. Другие опыты забылись – значит, туда им и дорога.
— Значит, стихи, которые вы предоставляете для нашей Гостиной – 40-летней давности?
— Да. И вам судить – стали ли они выдержанным вином, или превратились в дешевый уксус.
— А что вы имели ввиду, сказав – «недавний инцидент»?
— Собственно, я хотел сказать «недавний прецедент», а еще точнее – «рецидив». Уже после выхода в свет того сборника, меня потянуло снова к рифме, и я написал стихотворение, в котором больше от политики, чем от лирики. Я и его отдаю на суд ваших читателей.
***
Историю не радуют растраты,
Событья все спешит одеть в гранит
Сама клялась забыть о Герострате,
Сама любовно в памяти хранит.
(1970-е)
Крестики-нолики
Азартны мы, страстно играем — весна ведь!
Играет и жизнь, в нас не гасит кураж:
То крестик на светлых надеждах поставит,
То нолики выдаст на выигрыш наш
(1970-е)
***
Насколько пляжные пески
Отличны от песков пустыни,
Настолько чувства далеки
От слов, что на бумаге стынут.
(1970-е)
***
Не случайно созвучье фамилий:
Пушкин,
И чуть пониже – Шукшин.
Их обоих поспешно разбили,
Как с опасной отравой кувшин
1970-е
ВЛАДИМИРУ ВЫСОЦКОМУ
Кому другому – а поэту
Молчать потомки не дадут…
(А. Твардовский)
Вы – внештатный поэт Союза.
Ваши песни отличны от ГОСТ.
Есть поэты – любимцы музы,
к вам с презрением – «черная кость».
Только кто из них так же честен,
чтоб от первой строки и по гроб?
Песня каждая – как винчестер
бьет без промаха в медный лоб.
Жаль, что лоб этот вправду медный.
Не пробьют ни перо, ни кисть.
Но кто в лоб этот все-таки метит,
перед собственной совестью чист.
Написано в 1976 году, 6-я строка изменена в летом 1980-го, стихотворение впервые опубликовано в газете «Молодежь Узбекистана» 24 января 1991 года
(ГОСТ – Государственный Общесоюзный СТандарт)
***
Черных четок черный стук –
То мои минуты мчатся.
Что-то застучали часто –
Скоро мне часы сочтут...
(1970-е)
***
«Я с детства не любил овал,
Я с детства угол рисовал».
Овал трудней во много раз,
Я только на углы горазд.
(1970-е)
***
Мне часто говорят, что я – играю,
Что я всегда в делах и чувствах врал.
Друзья – что я счастливым притворяюсь,
Враги – что доброта моя – игра.
Ну, с репутацией такой грешно теряться.
Обоим нервы зря не теребя,
Я буду, как и прежде, притворяться –
Я притворюсь, что не люблю тебя.
1970-е
***
(Из Хайяма)
Зачем судьба как мяч гоняет – не постичь уму.
Послушно, вправо, влево, вниз, не зная, почему.
Тому, кто зашвырнул тебя в такую кутерьму,
Ему бы знать, ему бы знать, ему бы знать, ему.
***
НЕСЕРЬЕЗНОЕ
Дети в слове «коромысло»
Не увидят скоро смысла
(1970-е)
***
Сомерсет Моэм,
Давай роман обмоем!
1970-е
***
Только идиотики
Пьют антибиотики
Без рекомендации врачей.
(1970-е)
***
Делают карьеру
Методом Сальери
(1970-е)
***
Бывало, прыгал как Тарзан,
А нынче скромно пьет «нарзан»
(1970-е)
***
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях – кайф какой.
(1970-е)
***
Взялся за гуж – не говори, что не муж.
(1970-е)
***
Платон мне друг, но истина подорожала
С вином, в котором, как известно, обитала.
(1970-е)
***
Ища извечно, где бы выпить,
Он гдегардирует вконец.
(1970-е)
***
МАЛОВЫСОКОЦЕНЗУРНОЕ
(Детям До 16 Лет Вход Воспрещен)
Просвета в будущем не видно,
она сказал: «Я фригидна».
(1970)
***
Мужчины, обзаводитесь супругою,
Покуда имеете волю упругую!
(1970-е)
***
Потянуло к стилю ретро –
Значит, барахлит уретра
(1970-е)
Легко устроить той дебют,
кого начальники любют.
(1970-е)
============================================================================
Ведущая:
Инна Костяковская — поэт, член Союза писателей Израиля.
Ведёт свой поэтический блог на медиа-портале «Киев еврейский».
Адрес литгостиной innaroz9@mail.ru,
Приглашаем поэтов, бардов, литераторов,
принять участие в проекте.
(дизайнер — Анат Ор Лев, Израиль)