Ах, души моей нежные струны!
Вам бы только всё петь и петь
в час, когда серебристые луны
в звёздном небе устали гореть.
Инна Костяковская
==================================================================
Сергей Терещенко
о себе:
родился в Харькове в 1966 году, закончил школу номер 105, Харьковский Авиационный Институт, работал там же. В 1995 году женился второй раз и уехал в Израиль. Сын Богдан, о котором собственно и рассказ, ребёнок от первого брака, который живёт со мной. Здесь работаю арт-директором в стартапе, делающем социальные игры. Ну, как-то так.
ПРО ВОЙНУ
на фото: Богдан Терещенко,
сын Сергея
Война приходит в нашу жизнь незаметно, не спросив разрешения. Просыпаешься — а за окном она. И всё изменилось — утренний распорядок, дорога на работу, новости в интернете, разговоры на перерыве и в компаниях, шутки, публикации в социальных сетях. Всё. И сирены… Сирены, от которых всё сжимается внутри. Но это только поначалу. И взрывы… Вроде бы и далеко, но стёкла почему-то дрожат. Но тоже привыкнуть можно. Война занимает собой всё пространство, пропитывает собой все окружающие предметы…
Но она не всегда приходит осязаемо и грубо. Иногда она подкрадывается издалека, тихо входит в твою жизнь, когда ты не подозреваешь.
Я очень хорошо помню солнечное декабрьское утро в Тель-а-Шомере. Это сакральное место, где израильские призывники проходят первую ступень инициации. Вокруг колышется толпа встревоженных подростков, которые ещё не совсем до конца поняли, что произошло в их жизни. Это усугубляется присутствием родителей, братьев и сестёр, довершающих и без того идеальную картину восточного шума. Кофе и булочки с шоколадом в местном буфете призваны отвлечь запахами от важности происходящего. Особое место в этом процессе занимают мамы. Ох, эти вечные аидише мамы! Сколько чудесных слов я могу посвятить вам! Но я сделаю это чуть позже…
Помню этот роскошный автобус. Не то мерседес, не то ман. Большой, красивый, просторный, кондиционированный. И лицо сына в окне. Слегка растерянное. Он старался быть на высоте, понимая всю необычность момента. Я это оценил. Но тут автобусы тронулись. Он улыбнулся и помахал рукой через стекло. В голове навязчиво всплыла песня: «В окне автобуса поплыл ебаный военкомат, а тёлки тупо сбились в кучу, машут, чё-то кричат, ну все — ты в армии, нахуй...»
Вот почему в самые патетичные моменты жизни всплывает такое? Я думаю, это защитная реакция организма. Цинизм и юмор спасают всегда…
Прошла неделя и он появился дома, но уже совсем другим. С большим армейским баулом, коротко стрижен, подтянут, серьёзен. Ещё такой родной, но уже изменившийся. Мы фотографировались, шутили, завтракали. Потом он убежал к друзьям. Ещё ничего не произошло, но я уже тогда почувствовал, что Война пришла в гости. Просто, буднично, как соседка, которая забежала попросить соли. И ты, ничего не подозревая, дал ей эту соль. И это значит, что она придёт опять. И ты уже не сможешь сказать ей «нет»…
А потом была совершенно невероятная церемония присяги, простая и трогательная, где не плакали только изрешечённые пулями бетонные стены здания танкового музея, да и то лишь потому, что они помнили ещё те времена, когда танковые войска Израиля только рождались в муках первой войны за независимость и все слёзы были давно выплаканы с тех пор. И троекратно улетело в ввысь «Я клянусь! Я клянусь! Я клянусь!»…
Потом была рутина. Он приходил домой рано утром, в пятницу. Вваливался в квартиру, с грохотом ронял на пол армейский рюкзак, с металлическим лязгом и лёгкой напускной небрежностью бросал в угол винтовку, а сам плюхался на маленький диванчик, что стоит у нас при самом входе, вытягивал ноги в пыльных армейских ботинках и, закрыв глаза, мечтательно произносил: «До-о-о-о-м!» Просидев в такой эйфорической позе две секунды, он резко вскидывался и задавал один и тот же риторический вопрос: «Папа, можно пива?»
Ну, конечно, можно! Оно ведь ждало тебя ещё со вчера, притаившись в глубине холодильника между кастрюлей с солянкой и жаренными куриными грудками, предназначенными для принесения в жертву с той же самой ритуальной целью. Стакан — буржуазное излишество. С шипением улетает в угол испуганная таким быстрым поворотом дел пробка и растрескавшиеся на пустынных ветрах губы жадно впиваются в горлышко бутылки, которую в далёкой Баварии, где она родилась, не предупредили о таком возможном варианте варварского с ней обращения. Ещё минута — и блаженство поселялось на его лице. Это был момент истины.
Но ещё он приносил с собой что-то неуловимо чужое и новое. Какую-то странную тревожную смесь запахов, состоявшую из густой пустынной пыли, ружейной смазки, пороховых газов, мужского пота и ещё бог знает чего. И как-то в один день я вдруг понял, что это и есть её запах. Запах Войны. Войны не проявившейся. Войны, тихо дремлющей на дне солдатского рюкзака. Войны, которая пришла в дом и осталась в нём до лучших времён…
Потом было много всего. Учебка, ночной маршбросок посвящения в солдаты «Маасат Кумта», служба на границе с Египтом, курсы командиров. Особенно запомнился родительский день на тренировочной базе. Об этом хочется рассказать отдельно.
Мне до сих пор кажется нереальным явление, когда ворота армейской базы распахиваются и вся мыслимая гражданская жизнь в виде пап, мам и орущих от восторга детей, врывается в спартанский повседневный солдатский быт. И эти, уже ставшие взрослыми воинами, пацаны немного стесняются своих неугомонных мамаш, оголтелых братьев и сестёр, которые виснут на руках и просят дать подержать в руках винтовку. Но, в конце концов, эта участь постигает практически всех, и вот уже суровые бойцы обнимаются с мамами, подсаживают братишек на танк, объясняют сёстрам, что такое снаряд и обмениваются понимающими взглядами с невероятно серьёзными отцами, которые усиленно прячут набегающую слезу в уголках глаз, списывая это на ветреную солнечную погоду. Всё это называется родительский день.
Потом мы общались с командирами рот. Потом выступал командир батальона, который рассказал, что вчера, совершенно неожиданно, наш батальон, который присутствует здесь на плановых учениях, принял участие в реальной боевой операции по уничтожению группы диверсантов на сирийской границе. Просто потому, что был ближе всех к театру событий. Нам показали кино с записью операции, где во всей красе мы могли оценить боевую выучку наших детей. Кино закончилось и комбат предложил задавать вопросы. И какие же, как вы думаете, были эти вопросы? Тут же вскочили мамы, обвешанные детьми разных возрастов, и наперебой заголосили, что питание совершенно невозможное, что дети заказывают пиццу из соседнего посёлка, что это совершенно неприемлемо для молодых растущих организмов… Боже мой, им только что показали, как их дети, рискуя жизнями, уничтожают врагов, а они причитают об отсутствии горячей пищи в рационе!
Как я обожаю вас, еврейские мамы! Вы не замечаете, что дети находятся на передовой, но вас беспокоит, чтобы Йоси или Эйтан хорошо поели. Вы, совершенно не обратив внимания на шквальный огонь, побежите на линию фронта с кастрюльками горячей домашней еды, потому что дети должны быть накормлены. Вы будете гневно кричать на оголтелого агрессора, чтобы он имел совесть и прекратил стрелять хотя бы на полчаса, пока дети поедят. Куда вообще смотрит ООН? И сама Война отступит перед вами, потому что Война всегда отступает перед Жизнью. Я преклоняю перед вами колено, мои дорогие еврейские мамы! Вы — сама Жизнь!
После нам устроили боевое представление, где мы увидели уже не на экране, как наши мальчишки с лёгкостью управляются с этими шестидесятитонными монстрами под названием «Меркава-3». Потом мы получили на руки драгоценных детей, разбежались по машинам и отправились по домам. Нам предстояло двухчасовое путешествие с Голанских высот до центра. Через двадцать минут сын уснул на переднем сидении, сжимая винтовку между ног. Мы так и ехали до самого дома, переговариваясь шёпотом, стараясь его не разбудить. Хотя разбудить его было бы непростой задачей…
Всё это время она жила у нас дома. Мы знали это, но не хотели раньше времени об этом думать. Знали, что рано или поздно она даст о себе знать. Потому что время такое. Про место я уж и вообще молчу. Но в тайне надеялись, что может всё-таки пронесёт. Может не сейчас. Может потом…
Но у Войны свои планы. Не пронесло. Да и как могло прнести? Смешно! И ведь понятно было по всем событиям последних дней, что всё пространство стягивается в одну точку, как верёвка на шее висельника. Понятно было, что этого не избежать… И вот вспыхивает, как сигнальная ракета, новость, что началось. И сирены по всей стране, и неотвечающий сутки телефон, и хочется сойти с ума, но не получается…
А потом привычное «Привет, пап… Всё нормально… Не смотри новости. Там всё не так… Да, стреляют, но и мы их тоже… Всё будет хорошо… У нас тут тихо… Да, я буду осторожнее… Да, обещаю… Да, я одел бронежилет… Не переживай… Да, постараюсь звонить каждый день… Ну, всё. Не могу больше говорить. Пока…»
Как хочется соответствовать его спокойному и трезвому поведению. И как трудно это сделать. Всеми клетками тела чувствуешь и понимаешь, что там происходит. И хочется просто быть рядом. Потому что, когда не рядом, то очень тяжело заставить себя заснуть вечером. Но надо. Ведь Жизнь продолжается. И он сейчас находится там именно для того, чтобы Война уступила дорогу Жизни. Потому, что не надо голосить, причитать и заламывать руки. Нужно всё так же вставать утром, пить кофе, улыбаться любимым, ехать на работу, заниматься шопингом, ходить на концерты. Они там делают свою работу именно для этого. Чтобы наша Жизнь не изменилась. А мы здесь должны делать свою работу. Мы не должны давать Войне шанса задержаться у нас надолго. Должны дать ей понять, что мы уже победили её…
А ещё не даёт покоя одна мысль. Когда взрослые не могут договориться, когда между ними начинаются споры за рейтинги, сферы влияния, рынки сбыта и прочую херню, то приходит она. И воевать уходят наши дети. Дети уходят воевать вместо не сумевших договориться взрослых.
Взрослые, давайте научимся договариваться. Давайте пожалеем своих детей.
P. S. Только что раздался звонок. «Привет, пап! Всё нормально. Можешь поздравить… Первые четыре боевых залпа… Надо было ответить… Да, за подбитый джип… Нормально ответили… Всё, пойду спать… Устал… Всё хорошо… Привет всем…»
Сергей Терещенко
—
Инна Костяковская,
поэт, Израиль
19 июня. Свадьба моего сына.
Много его армейских друзей, молодежь веселится, гремит музыка. Вдруг- полная тишина. К микрофону подходит один из парней и говорит: «Сейчас мы все вместе поднимаем тебя, Дима, а я помню, как ты тогда один выносил на себе из Дженина мои восемьдесят килограмм». Всю свадьбу я держалась, а тут разревелась чёрными от косметики слезами.
***
Вы знаете, я научилась
сегодня ценить тишину…
О, Господи! Где твоя милость?
И есть ли она, не пойму.
Святая Земля под прицелом,
от взрывов дрожат небеса,
О, Господи! В малом и в целом
поверю в твои чудеса.
Пошли тишины нам… и только,
об этом сегодня молю.
И воздух, пронзительно горький
сухими губами ловлю…
Господи! Слышишь, Господи!
Где твоя Божья милость?
У смерти стальные лопасти –
Столько смертей случилось…
Не отбирай надежду,
Веру не отбирай!
Жизнь протекает между
Двух значимых – ад и рай…
***
Сколько было сказано –
Не опишешь это.
Вновь война развязана
В середине лета.
Глупыми вопросами
Не терзайте душу,
Кто сейчас философов
Будет слушать…
***
Пора платить
Саддамам и Садатам,
Хусейнам и Махмудам
Всех мастей,
За провороненный
Иранский «мирный атом»,
За ложь очередную «Новостей».
Еврей пустыни,
снежного галута,
Живущий рядом,
Или далеко,
Почувствует,
Как в спину нож от Брута
Войдёт легко…
(Раненый израильский ребенок)
НА ОСТАНОВКЕ
Девчонка-тростинка стоит с автоматом –
этой земле наша вечная плата.
А за спиной — две смешные косички,
девочка-воин, девочка-спичка…
И на иврите болтает с подружкой,
давит ремень от недетской игрушки.
Дома лежит, примостившись на полке,
плюшевый мишка этой девчонки.
Страшно подумать, что в час роковой
будут девчонки на передовой.
Девочка-спичка стоит с автоматом.
Маленький ангел, ставший солдатом…
на фото: девушка наблюдатель, благодаря которой был предотвращен теракт в киббуце " Зиким". Одна 20-ти летняя девушка ликвидировала 5 вооруженных арабов.
***
Два мира на исходе ночи,
два мира, но один рассвет,
и кто-то нож кровавый точит,
и злобой полнит минарет,
а кто-то тихую молитву,
как клятву верности Творцу
читает. За Израиль битву
он не уступит подлецу…
МЫСЛИ ВСЛУХ
В нашем странном, безумном мире,
где чужая не трогает боль,
где проводят в прямом эфире
даже войны — как будто футбол.
Где голодных больше, чем сытых,
где на паперти не подают,
где так много детей убитых,
а убийцы в почёте живут.
Перевёрнутый он. Перевёрнутый…
На позорном подвешен столбе.
И мудрец в нём — особо чокнутый,
и поэт в нём — лишь так себе.
Даже песни — одно название.
Даже сказки — какой-то бред.
Ах, какое же наказание
этот мир. Но другого- нет…
Инна Костяковская
============================================================
Ведущая гостиной: Инна Костяковская — поэт, член Союза писателей Израиля.
Ведёт свой поэтический блог на медиа-портале «Киев еврейский»
Адрес литгостиной: innaroz1@yandex.ru
